— Вот сразу и видно, что сам ты глуп,— говорит жена.— Глаза-то у тебя есть? Посмотри-ка, ведь шерсть у меня какая тонкая! Нигде такой не найти. И цены ей нет. Всякий, кто понимает, такую шерсть с руками бы у меня вырвал. А я её для тебя припасла.
Тут пододвинула она прялку и завертела колесо.
Прялка жужжит, а хозяйка в воздухе руками перебирает, словно и вправду прядёт шерсть.
— С ума ты спятила,— говорит муж.— Ну что впустую колесо крутишь?
— Как это впустую? Погляди, какая нитка идёт — что паутина. А уж крепкая — не разорвать. Недаром говорится: где тонко, там не рвётся.
Кончила она прясть, стала ткать. Руками в воздухе покрутила и сняла с ткацкого станка ткань, которой не было. Растянула её на столе и взялась за ножницы. Кроит, режет, шьёт, ножницы щёлкают, а игла так и мелькает.
— Ну,— говорит наконец,— вот тебе новая пара.— И руки наверх вскинула, будто вешает одёжу на стену.
Муж только плечами пожимает, а спорить больше не спорит. Может, и верно глаза у него плохо видят?..
На другой день поутру разбудила жена мужа и говорит:
— Сосед-то наш, Нордигорен, помер. Надевай новое платье, идём, сейчас хоронить будут.
И протягивает руки, точно подаёт ему новую одёжу.
— А где одёжа-то? — спрашивает муж.
— А глаза твои где? Надевай живо. Что мне с тобой, как с малым ребенком, возиться?
Стал муж одеваться, руки-ноги поднимает, опускает, а жена вокруг него ходит и приговаривает:
— Ну и ладно сшито!
Так и вышел на улицу. Самому-то стыдно на люди показаться, а услышит, как жена свою работу нахваливает, и храбрее шагает.
Вот и дом Нордигорена. А в доме полно народа.
Ну, когда увидели его те, кто пришёл отдать последний долг покойному, печаль их об умершем не стала больше. Одни в кулак фыркают, другие громко хохочут.
А покойник слышит, что все кругом смеются, и не утерпел: чуть-чуть открыл глаза щёлочкой. Да как расхохочется во весь голос, даже гроб под ним запрыгал.
— Вот это здорово!— говорит.— Ула Серигорен с горя, что я помер, одеться позабыл!..
Народ кругом так и ахнул: покойник заговорил! Попятились все из избы — от греха подальше,— а Ула Серигорен спрашивает приятеля:
— Это что ж такое? Кто же тебя заживо в гроб уложил?
— А кто тебя без одёжи из дому отпустил?
— Да с моей женой разве поспоришь? — говорит один.— Она не то что живому — мёртвому голову заморочит.
— А мою разве переговоришь,— вздохнул другой.— Как заладит своё, так забудешь, на каком ты свете живёшь.
Потолковали они, потолковали и придумали, как им проучить своих жён. И это было самое умное, что они сделали за всю свою жизнь.
А если вы хотите знать, что же они придумали, спросите об этом у берёзового веника. |
